Иван ЕФРЕМОВ
Солдатская фортуна
Говорят, что при рождении каждого человека там, в просторах туманной Вселенной, зажигается своя звезда. С того времени ведет она своего избранника по бурливому житейскому морю, предопределяя ему свою судьбу. У кого-то эта путеводная звезда оказывается счастливой с первого и до последнего дня, кому-то несет она неисчислимое множество тревог и испытаний.
Может, как раз под такой звездой и родился Филипп Сапов? Как знать. Только вот никуда не уйдешь от действительности, что в свои одиннадцать лет сельский мальчишка оказался перед самостоятельным выбором пути выживания. Так уж распорядилась судьба, что на тринадцатом году не стало у него матери, а через три года уходит из жизни отец. А ведь помимо его в семье остались еще сестры и братья.
-Что делать-то будут, - поговаривали с искренним сочувствием сердобольные женщины на селе. – Ведь совсем круглые сироты.
Со значимостью хмыкали и мужики, зажимая бороды в кулак, знавшие эту трудолюбивую семью. Только сам Филипп старался не падать духом.
-Ничего, не пропадем, - говорил он братьям и сестрам. – На своей ведь земле живем.
Он брался за любое дело в колхозе, прислушивался к советам умудренных житейским опытом односельчан, к земле относился с прилежанием. А она непременно отплатит сторицей тому, кто о ней проявляет заботу.
Так и жили молодые Саповы, подрастали, опираясь друг на друга. У каждого уже созревали личные планы на последующую жизнь. И кто знает, как сложилась бы она, если бы не война.
В первый год всенародного бедствия Филиппа Сапова военкомат не беспокоил. Военком Дубов был по натуре своей отзывчивым человеком. Знал он доподлинно, как нелегко придется Саповым без поддержки брата. Потому глубокомысленно раздумывал, когда пригласил Филиппа на собеседование через год. Но парень сам определил свою судьбу:
-Забирайте, чего уж там, рано ли, поздно – все равно воевать придется.
Так парень из сибирского села Белогородка впервые породнился с солдатской шинелью. В обслуге орудия в составе 693-го артиллерийского полка 238-й стрелковой дивизии нашел Филипп свое место в строю.
Били и били артиллеристы по наступающему врагу и на Калининском направлении, и под Великими Луками, и у стен Сталинграда. Каждый бой – сущий ад. Убыль в войсках была большая. Не раз обновлялся расчет орудия Сапова. Сам он успел побывать и в качестве заряжающего, и наводчиком, и командиром орудия. И вот диво дивное: его, как заговоренного, обходили пули и осколки снарядов – ни одной царапины. Только на фронте тому не радуются вслух. Примета есть такая: как только порадуешься – жди несчастья.
Между тем, дивизия после затяжных боев под Сталинградом была оттянута под Тулу на переформирование. Неизвестно, по чьей вине она пополнялась штрафниками. Ходили слухи, что им отдавал предпочтение сам Рокоссовский.
-Отчаянные головушки, - как-то с особым придыханием замечает Филипп Сергеевич. – Да и то сказать, терять им было нечего. Каждый знал, что вина полностью снимается с него после первой крови. Ну и показали они себя при Орловско-Курском сражении. Да и не только там. Многие полегли насмерть, а кому-то и повезло.
-Вы на Курской дуге сражались?
-Эх, где мне только не довелось побывать, мил человек!
Да, после гигантского сражения на известном выступе наши войска безостановочно шли в освободительное наступление. Брянск, Белоруссия, Литва, Польша, Восточная Пруссия – таковы этапы пути артиллерийского полка, в котором служил Филипп Сапов. На немецкой реке Эльбе произошла знаменитая встреча с американцами.
-Ну и какие они из себя, Филипп Сергеевич?
-В основном негры были. Рослые, плечистые, все при галстучках и почему-то с засученными рукавами. Мы в оборванном, выжженном обмундировании даже какую-то неловкость перед ними испытывали. Но они открыто улыбались, каждому старались пожать руки. В общем, обыкновенные люди.
. . . Уже промороженным ноябрем сорок шестого года целым и невредимым, с орденами Красной Звезды и Отечественной войны на выцветшей гимнастерке возвращался победителем воин-сибиряк Филипп Сапов из дальнего заграничья домой. Это сколько же прошагать пришлось-то? Мама моя родная, не объять, не измерить.
Николай ТЕРЕНТЬЕВ
" Я вернусь, мама! "
Живет в нашем городе простой российский человек. Он не совершил громких подвигов. Он, как и миллионы советских солдат второй мировой, честно защищал нашу Родину, ее многострадальный народ, приближая Великий День ПОБЕДЫ.
1.
Историки говорят, что на 1 января 1907 года в Кузнецком и Мариинском округах проживало 400 тысяч 926 человек. А за тот далекий от нас год население увеличилось более чем в полтора раза – в два наших округа переселилось 242 тысячи 950 крестьян. Такого переселения народа не знала ни одна страна мира. Святая надежда людей на новую жизнь делала чудеса: один за другим возникали поселки столыпинских переселенцев.
Столыпинская реформа набирала обороты – малоземельные крестьяне сотнями тысяч переезжали в вагонах-теплушках в Сибирь. И основная их часть оседала как раз в Томской губернии. В 1908 году в Кузнецкий и Мариинский округа переселилось 311 тысяч 944 крестьянина.
В числе переселенцев, приехавших в Мариинский округ из Башкирии, была семья Сабитовых. Семья поселилась в глухой тайге. Там, у речушки Тунды, уже стояло несколько домишек таких же переселенцев. Так рождалась деревня Тундинка. Нелегко было первопоселенцам отвоевывать благодатные земли у реликтовой тайги. Каждый метр будущей пашни давался потом и кровавыми мозолями. Но тайга отступала. . .
Здесь, в таежной глубинке, в 1925 году в семье Ямиля Сабитова родился сын Салих. Рос мальчишка в среде таежников, и уже с детства тайга была для него открытой книгой. Умел он отыскивать лекарственные и съедобные травы, знал повадки диких животных. С такими же пацанами, как и сам, устанавливал на звериных тропах силки и капканы, удил пескарей в местной
речушке, собирал грибы, ягоду, бил кедровую шишку. Словом, рос настоящим таежником.
2.
-Учиться куда поедешь, сын, или в деревне останешься и мне в работе помогать станешь? – держа в руках свидетельство Салиха об окончании семилетки, спросил отец.
-Учиться надо, но, пожалуй, год-другой поработаю, деньжат поднакоплю, одежонку какую ни есть справлю, да и братаны к тому времени подрастут, вам с матерью подмога будет.
На этом и порешили. И стал Салих трудиться вместе с отцом на местном дегтекурном заводике.
Пошел второй год трудовой деятельности Салиха. К своему пику поднималось лето сорок первого года. Эти знойные дни Салих проводил в тайге на заготовке бересты и как-то под вечер вернулся в родное село переодеться в чистую робу да запастись провизией. Село встретило его необычайной тишиной, даже вездесущие мальчишки куда-то запропастились. У крыльца артельской конторки Салих увидел группу мужиков и по их хмурым лицам почувствовал, что произошло нечто выходящее за привычные рамки размеренной жизни села. От них он узнал о начале войны.
А вскоре вся Тундинка провожала на фронт первых призывников. Воедино смешались и бабий плач, и звуки гармошки. Уходили солдаты. Забросив за плечо котомку с харчами, ушел и дядя Салиха, сказав родственникам на прощание: "Если я сам Гитлера не убью, то позову вас на помощь".
Вслед за братом ушел в окопы и отец Салиха Ямиль Сабитов, а через семь месяцев почтальон неуклюже ткнул матери в руки похоронку и, отвернув в сторону глаза от ее прямого взгляда, заспешил от калитки прочь
. . . В январе 1943 года пришла очередь заменить на фронте отца и Салиху. Поцеловав на прощанье мать и младших братьев, он твердо произнес: "Я вернусь, мама!"
Окончив курсы младших командиров, сержант Сабитов принял свой первый бой под Харьковом. Дивизия, в которой он служил командиром отделения, с тяжелыми боями прошла всю Украину, освобождала от захватчиков Житомир, Львов, пересекла польскую границу, форсировала Вислу.
За полгода до победы, в ноябре 1944 года, при бомбежке завалило блиндаж. Среди погребенных под развалинами блиндажа оказался и наш земляк. И полетела в далекую Сибирь похоронка со скорбными словами: ". . пал смертью храбрых".
Но сержант не мог погибнуть. Он дал слово матери вернуться живым. Трое суток лежал Салих без сознания и пришел в себя только в медсанбате. После полученной контузии не чувствовал ни рук, ни ног. И начались скитания по госпиталям. Только через три месяца смог он дать домой о себе весточку.
-Камиля, Камиля! – кричит на всю улицу почтальон, подбегая к дому Сабитовых, - Камиля! Салих-то жив! Жив!
Не верившая еще в свершившееся чудо, хозяйка, в который раз просила почтальона прочесть корявые карандашные строчки, написанные непослушной рукой сына. С каждым последующим прочтением письма разглаживались морщинки на ее постаревшем за лихолетье лице.
А в июле сорок пятого, передвигаясь на костылях, перешагнул порог отчего дома и сам Салих, с ходу произнеся: "Я вернулся, мама!"
3.
-Жить будешь, но костыли вечно будут напоминать тебе о войне, солдат, - сказал ему перед выпиской из госпиталя врач.
Не ведал врач, что родная тайга и руки матери сотворят чудо. Уже через год Салих отбросил в сторону костыли, а вскоре пошел и трудиться. Там, в деревне повстречалась ему хорошая девушка, приехавшая по распределению после окончания медучилища работать фельдшером. Сыграли свадьбу. И с той поры идут по жизни супруги Сабитовы: Салих Ямильевич и Минигаян Нургалеевна.
После выхода на пенсию перебрались Сабитовы из родной деревни в Мариинск, поближе к детям. Попривыкли и к своим именам, переделанным на русский лад. Соседи и знакомые называют их не иначе, как Сергей Яковлевич и Мария Николаевна.
Бодры и трудолюбивы супруги Сабитовы. Охотно занимаются садоводством и огородничеством, держат небольшую пасеку. На их приусадебном участке тянутся ввысь, посаженные руками Сергея Яковлевича, яблони и рябины, вишни и ирга. И стоят они по весне в белоснежных нарядах, словно молодые невесты, олицетворяя на земле вечный МИР.
Иван ЕФРЕМОВ
Кому что отмерено
В своей семье Витька Волобаев стал основным кормильцем. Молод, конечно, еще, зачастую ветер в голове гуляет, но сознание того, что матери одной не под силу поставить их, четверых детей, на крыло, вошло в него прочно. В артеле "Труд" (впоследствии завод "Металлоизделий") для общительного паренька, с веселым характером, нашлось достойное место. Не министерская зарплата, но все же приработок в семейный бюджет, да и сестренку можно поддержать, в ее устремлении получить высшее образование. Все было бы хорошо. Но все чаще и чаще Виктор задумывался о скором призыве в армию. Как-то сложится жизнь?
Действительно, глубокой осенью 1939 года на его имя из военкомата пришла повестка. Виктор явился в указанное время и очень удивился персональному приглашению на беседу к военкому.
-Один в семье помощник? - стал по-отечески расспрашивать паренька старший офицер.
-Один. Мама по хозяйству.
-Понятно. Сестра учится?
-Да.
-Тогда вот что. Поддержи еще мать. По весне будущего года тебя призовем.
Домой Виктор возвратился и довольным, и несколько разочарованным. Уж больно не хотелось ему отставать от своих сверстников.
Добросердечный военком пытался предоставить ему отсрочку от призыва и когда подошел второй срок. Виктор заупрямился:
-Нет уж, забирайте, служить поеду, а то вовсе стариком стану.
-Ну что ж, в добрый путь, парень. Исполняй свой долг перед Отечеством! – напутствовал военком.
И 2-й отдельный Краснознаменный эксплуатационный железнодорожный полк надолго стал второй семьей для Виктора Волобаева. Потекли солдатские будни. День за днем, месяц за месяцем.
Вот уже пройден рубеж 41-го. Кто же мог предполагать, что настала пора тяжелейших испытаний для каждого человека, где бы он ни проживал на территории бывшего Союза. Но солдаты верили в свои силы, любили армию.
Потому-то с получением известия о начале войны солдаты-дальневосточники испытывали в основном оптимистические настроения: "Россию немцу не одолеть!",
"Раздавим быстро!" – слышалось в беседах тут и там. Вот что значило патриотическое воспитание, сила пропагандистского слова. Никому ведь было невдомек, что внушаемый оптимизм слишком преувеличен, а потому опасен. Не отсюда ли проистекли кровавые сражения под Брестом и Смоленском, под Москвой и Сталинградом и т.д., и т.д.
А войска на Востоке стояли в бездействии. И рапорта солдат, с просьбой об отправке их на западный фронт, в большинстве оставались без ответа. Откуда было знать Виктору Волобаеву и его сослуживцам, что силы их полка скованы коварными происками милитаристской Японии.
Лишь летом сорок третьего года случай помог Виктору Волобаеву определиться в маршевую роту, следующую на фронт. В городе Инза, в Мордовии, дальневосточников влили в состав стрелкового полка, который был брошен на развитие наступления наших войск на Харьковском направлении. И хоть крепко по зубам получил фашист при Орлово-Курском сражении, он все еще жестоко огрызался.
С трудом форсировали Северский Донец. Для дальнейшего беспрепятственного продвижения наших танков, пехотным батальонам был отдан приказ, прочесать ближайшие леса, ликвидировать в них огневые точки. В одном из батальонов во главе отделения находился сержант Волобаев.
Вот он со всеми предосторожностями прощупал один лесок, вступил в другой. Вдруг в отдалении послышался рокот. Залег сержант, затаился. Рядом с ним примостился невесть откуда взявшийся невзрачный с виду солдат-казашонок. Через минуту прямо на них выскочила машина неизвестной конструкции с высоким брезентовым верхом над кузовом. Две длинные автоматные очереди по кабине, и машина встала. Из нее вывалился водитель и взметнул руки вверх. "Макс! Макс!" – бормотал он беспрерывно, показывая, что ранен. Но в кабине еще оказался офицер. Скрутить его тоже не составило труда. Но что делать дальше. И сержант Волобаев принимает решение – гнать машину в тыл своей наступающей части. Он жестом показал водителю, что ему нужно делать. Тот понимающе закивал головой. Казашонка с офицером сержант посадил в кузов, и машина набрала ход в обратном направлении. Но что это? Навстречу попалась одна группа немцев, затем они шли гуще и гуще. Сержант Волобаев, держа автомат на спуске, дал понять Максу, выжимай, мол, все возможное из мотора. Немцы, видя за рулем своего, видимо, недоумевали: куда его несет? И только время спустя, опомнились, и открыли пальбу вдогонку. Но было уже поздно.
О доставке пленных и необычного трофея Волобаев доложил первому встречному старшему офицеру.
-Гони машину к штабу, - отозвался тот. – А на гимнастерке сверли дырку под орден!
Сверлить дырку, однако, не пришлось. Солдата вскоре самого прошили во многих местах от головы до стопы осколки вражеской мины.
Случилось это в нескольких десятках верст от станции Изюм. Здесь враг сумел зацепиться за свой участок обороны и гвоздил по нашим наступающим частям изо всех видов орудий.
Раза три или четыре поднимался враг, не жалея сил и людей, в контратаку. Столько же раз атаковали и наши. Но продвижения не наблюдалось ни взад, ни вперед. Редели пехотные батальоны.
Война войной, а желудок своего требует. В минуту затишья Виктор Волобаев решил подкрепиться, благо старшина вовремя подкинул консервированной американской колбасы. Для безопасности столования выбрал глубокую воронку. Спереди от наблюдательного фрица его прикрывала подбитая "тридцатьчетверка". Вскоре к Виктору присоединились еще четверо. Солдаты ели, неторопко обмениваясь замечаниями, видя, как танкисты, таясь, пытаются оживить свою машину. И вот она зафыркала. Это-то и вызвало обеспокоенность немцев. Они открыли по танку методичный огонь. Один снаряд – недолет. Другой – перелет.
-Третий не был бы нашим, - сказал один из обедающих в воронке, видать старый вояка.
И как в воду глядел. Вой. Оглушительный взрыв и. . . пустота. Взрывной волной сержанта Волобаева и незнакомого младшего лейтенанта выбросило наружу. Остальные трое остались там навсегда.
Очнулся Виктор в большом палаточном медсанбате. Над ним колдовал молодой хирург. "Старцев" – окликнул кто-то медика извне. Фамилия насторожила раненого. Он вспомнил Татьяну Старцеву в Мариинске. В одной школе учились. Не из той ли семьи и его спаситель?
-Доктор, вы не сибиряк? – спросил Волобаев, набравшись сил, добавив. – Из Мариинска?
- Да-да! Лежите спокойно.
-Я ведь тоже родом оттуда. Знал вашу сестру, она тоже медик.
-Вот и хорошо, мы, вся семья – медики. Значит, выдюжим, землячок!
Только впоследствии узнал Виктор Григорьевич, что никаким земляком хирург не был. А ложь его была во спасение.
Вот и отвоевался солдат в короткий срок. Но разве его в том вина? Кому сколько отмерено фронтовой судьбой. И благодарить надо Бога, что жив остался, все-таки на своих двоих. А ведь в очередном госпитале в Минводах солдат едва-едва избежал ампутации ноги.
С чувством радости и тревоги одновременно подъезжал вчерашний боец Виктор Григорьевич Волобаев к Мариинску. Радость ощущалась от предстоящей встречи с родным домом, а тревога от сострадания к матери, за ее переживания за покалеченного сына. Потому и оставил в вагоне костыли, доковылял кое-как задами, огородами до дома. Но сколько не таился, увидел кто-то из соседей.
- Теть Мань, Виктор вернулся!
Мать выпустила из рук наполненный чем-то тазик и с придыханием, как умеют только матери, вскрикнула: "Витенька! Живой!"
И в этом вскрике слышалось вселенское: дай Бог, выжить всем страждущим на бранном поле!
Петр ШИТИК
Подвиг разведчиков
Николай Денисович Борисов любил ходить в разведку ночью. Никакой маскировочный халат так не укроет бойца от взгляда врага, как темная ночь. Вот и сейчас они ползут за "языком" к переднему краю обороны противника. Борисов, как старший, оставил двух разведчиков для прикрытия, а сам с Ищенко и Петровым подполз к огневой точке врага. Немцы лежали на дне траншеи, куда их загнали снаряды наших орудий. У пулемета темнела фигура часового. Напружинив тело, Борисов сделал внезапный рывок и очутился рядом с немцем. Сильная рука гвардейца схватила пулемет и отшвырнула его в сторону. Фашист пытался бежать, но тут же упал, сраженный автоматной очередью. Николай Денисович вытащил из окопа второго немца. Разведчики сунули ему в рот кляп, связали руки и потащили в кусты.
Дерзкое нападение советских разведчиков всполошило гитлеровцев. Они открыли ураганный огонь из всех видов оружия, но было уже поздно. Разведгруппа Борисова подходила к своим траншеям.
Вторая гвардейская моторизованная бригада славилась своей разведкой. Разведчики Кульнев, Борисов, Минин, Москальчук и другие были мастерами смелого ночного поиска. Они неслышно пробирались к позициям противника и, как снег на голову, обрушивались на врага. Храбро и умело выполняли любую поставленную перед ними задачу.
Однажды, возвращаясь из рейда, разведчики уже близко подошли к линии фронта, но танк, на котором разведчики совершали в этот раз глубокий рейд, был обнаружен фашистами. "Тридцатьчетверка" оказалась зажатой в тиски: справа непроходимое болото, а слева плотная стена противотанковых пушек, а впереди выдвинулись к передовой несколько "пантер". Механик-водитель Борисов, с полуслова понял своего командира и повел танк на большой скорости на "пантер". Расчет был прост: как можно быстрее сблизиться с фашистскими машинами и, пока
немцы не поняли, в чем дело, ударить по ним в упор из орудий и проскочить.
"Тридцатьчетверка" неслась на предельной скорости. Из ее пушки один за другим следовали выстрелы. Две "пантеры" встали, как вкопанные, они запылали огнем. Другие, не приняв боя, ушли в сторону леса.
Заканчивался последний этап Отечественной войны. Советская армия, освобождая Австрию, подошла вплотную к ее столице – Вене. Как-то раз подполковник Иванов вызвал к себе четверку разведчиков и поставил перед ними очередную задачу:
Немцы заминировали Имперский мост через Дунай. Надо предотвратить взрыв.
В ночь на 13 апреля 1945 года Кульнев, Борисов, Минин и Москальчук отправились в опасный путь. На передовой к разведчикам присоединились саперы 5-го отдельного гвардейского полка Максим Ластовский и Андрей Золкин.
Сержант Кульнев, знаток военной топографии, вел группу по ранее разработанному маршруту. Пехотный офицер по чердаку большого дома провел разведчиков через передний край стрелкового полка, а там уже самостоятельно, прижимаясь к стенам домов, они все дальше и дальше уходили в тыл врага. Изредка гитлеровцы простреливали и освещали ракетами впереди лежащую улицу. Приходилось делать короткие остановки. Чем ближе подходили к набережной, тем труднее становилось. Вена горела, освещая подступы к реке.
Но вот впереди показалась черная гладь Дуная и громадные формы Имперского моста. Разведчики залегли. Осмотрелись. Первое, что надо было сделать, - это снять часовых. Вызвались Борисов с Москальчуком. Мучительно долго тянулись минуты. Но вот маячившая фигура часового исчезла. Разведчики двинулись к мосту. Бесшумно захватили немецкие танки. Кульнев и Москальчук залезли через люки в фашистские машины, а Ластовский лег за пулемет. Разведчики открыли огонь по казарме. Заспанные немецкие танкисты в панике выскакивали на улицу и тут же падали под свинцовым огнем пулеметов.
А в это время Борисов, Золкин и Минин проникли на мост. Орудуя ножами, они сбрасывали в реку ящики взрывчатки. И тут на высокой скорости на мост вступила фашистская колонна танков с бронетранспортерами и бегущей за ними пехотой. Группа Кульнева вступила в бой. Разведчики били врага его же оружием. От первых же залпов загорелось несколько машин. Перед мостом образовалась пробка. В это время по северному берегу ударили наши "катюши". Они довершили то, что было начато разведчиками. Через полчаса по Имперскому мосту пошли наши "тридцатьчетверки".
Части Советской армии стремительной атакой опрокинули противника и, преследуя его, продолжали наступление на левом берегу Дуная. И этому успеху во многом способствовал Имперский мост, взрыв которого предотвратили отважные разведчики-танкисты.
Указом Президиума Верховного Совета СССР, всем шестерым гвардейцам было присвоено звание Героя Советского Союза. Высокие награды вручал в Кремле Михаил Иванович Калинин в присутствии комдива Героя Советского Союза генерала Руссиянова.
После войны Н.Д. Борисов проживал в Топках, работал помощником машиниста паровоза. Водил тяжеловесные поезда по стальным магистралям Кузбасса.
Иван ЕФРЕМОВ
Рисковые рейды
В газете "Труд" за 1 июня 1994 года я прочитал корреспонденция Василия Закревского "Сквозь "Тайфун". Прочитал залпом, на одном дыхании. В ней говорилось о беспримерном, дерзком рейде экипажа танка "Т-34" на оккупированный немцами город Калинин, откуда они готовили предполагаемый последний бросок на Москву.
-Стоп! – сказал я себе, отложив в сторону газету. – Нечто подобное, я уже слышал, и тоже от живого участника событий. Разумеется, ситуации в деталях чем-то различались. Но дерзость и риск при совершении рейдов по тылам дислокации войск противника оставались похожими как две капли воды.
Да. Но кто же был тогда моим собеседником? Ну, конечно же, Иван Тихонович Рогожин, бывший механик-водитель танка отдельного батальона армейской разведки. По какой-то объективной причине до конца тогда разговор не состоялся. И вот я ищу встречи с бывалым солдатом вновь.
-Времени-то сколько с тех пор минуло, - начал сокровенно вспоминать Иван Тихонович. Многое позабылось. Но отдельные эпизоды живо стоят перед глазами.
Боевое крещение в Отечественной войне сельский паренек, тракторист из глубинки Ижморского района Иван Рогожин принял в далеком от нас сорок третьем году, когда Советская армия уже вела победоносное наступление по всем фронтам.
Иван Рогожин был определен в отдельный батальон разведки. Цели и задачи перед ними были поставлены лаконично: в нужный момент пробраться в тыл врага, высмотреть и засечь огневые точки противника и передать оперативные сведения в штаб своей армии, по которым высшее командование координировало дальнейшие действия. Но во фронтовой обстановке, в перипетиях беспощадных схваток за тот или иной стратегический объект всех мелочей не предусмотришь. Часто выручала солдатская смекалка из, казалось бы, безвыходных тупиковых ситуаций.
Кровопролитные, затяжные бои на пути наших войск завязались у Белой Церкви на Украине. Машине Ивана Рогожина не повезло. Прямым попаданием тяжелого снаряда сбило башню "тридцатьчетверки". Экипаж успел вовремя покинуть горящий танк. Огляделись. Оценили обстановку. Кажется, далеко оторвались от своих и оказались во вражеском кольце.
Что делать? Без продуктов оставишь тут последние силы. Значит, необходимо разведать ближайший хутор, узнать, кто там и что. Сказано сделано. Надев маскхалаты, танкисты по-пластунски поползли на еле приметный огонек. У крайней украинской мазанки виднелась согбенная фигура часового. Кого же это охраняет он?
Нет, немцы вояки не из робкого десятка. Но вот зима русская им никогда не была по нраву. Вот и этот бедолага накинул на голову что-то наподобие одеяла и монотонно ходил, от одного угла хаты до другого с автоматом под мышкой. Выжидание момента. Взмах ножа одного из разведчиков – и не стало на земле еще одного из завоевателей. В хате безмятежно спали несколько солдат и офицеров. Счеты с ними были короткие. Запаслись кое-какими продуктами, забрав все документы с планшетками офицеров, танкисты вышли навстречу нашей наступающей пулеметной роте. Доложили по команде. Но где родной батальон, дознаться не сумели. Пришлось брать в руки то оружие, что предложили им новые фронтовые братья. Первым номером за пулемет стал Иван Рогожин.
Однако немцы были не дураки. Они отчетливо представляли, что произойдет, не подави они укрепившиеся пулеметные точки. 16 атак за день отбил Иван Рогожин на своем направлении. Устояли. А вскоре подошли основные наши силы.
Только тогда появилась возможность отыскать свою часть.
Здорово, орлы! – приветствовал танкистов комбат. – Я не сомневался, что не пропадете. А ты, Рогожин, к Славе представлен за отбитие атак немчуры. И сразу ко второй степени. Поздравляю!
Получена новая машина. И снова Иван за рычагами управления танка на новых путях-дорогах, в новых рисковых рейдах по тылам врага. Пересечена граница Польши. По просьбе одного артподразделения танкисты блокировали внезапным налетом сразу восемь орудий и оттянули их в расположение своих соединений.
Но изменчива бывает фронтовая фортуна. В одном из походов, когда Иван Рогожин вылез из танка для визуального наблюдения окрестностей, близким взрывом мины его отбросило в сторону. Придя в сознание, он услышал рядом стоны. Это радисту его машины оторвало ногу выше колена. Иван пришел на помощь, хотя самому с головы на лицо скатывались струи крови. Заряжающий был убит на месте.
Подобрала их проходящая санитарная машина. Впоследствии врач полевого госпиталя, сделавший ему операцию, скажет: " В рубашке ты родился, танкист. Всего несколько миллиметров не достал этот осколочек, чтобы отправить тебя на тот свет. Возьми его на память".
Да, оклемался Иван. Судьбой ему было предначертано еще расписаться на стене рейхстага в Берлине, встретиться на Эльбе с этакими здоровяками неграми, солдатами союзных американских войск, поручкаться с ними. А несколько раньше, в боях за Дрезден, испытанным вихревым налетом его танк раздавил штаб крупной немецкой части. В плен попал важный генерал с не менее важными документами. А Иван был удостоен за то ордена Славы первой степени.
Долго еще носила судьба воина-сибиряка Ивана Рогожина по Западному зарубежью. Уже после официального Дня Победы сорок пятого он со своим батальоном шел еще на помощь сражающейся Праге, побывал и в Австрии. Только через четыре года после войны, трижды меченый вражеским металлом, возвратился Иван Тихонович Рогожин на берега светлой Кии.
А он ведь герой в полном понимании этого слова. И разве в том его вина, что не хватило ему по статусу одного из высших солдатских наград – ордена Славы 3-й степени, хотя его уже в мирное время разыскал орден Славы в третий раз, но… тоже второй степени. Не обижается ни на что бывший отважный танкист, каких-либо особых привилегий для себя не требует. Нам бы любому перенять его скромность и мужество!
Николай ТЕРЕНТЬЕВ
Хозяйка эфира
1. У каждого своя стезя
"Мамочка, родная, здравствуй! Фронтовой привет тебе от бойца Красной Армии. Спешу сообщить, что уже прошло несколько месяцев, как я впервые надела солдатскую гимнастерку. Наконец-то и на мою долю выпала честь защищать свою Родину. Пусть проклятая немчура и самый главный фашист – Гитлер знают, что страну, где наравне с мужчинами в одном строю стоят женщины и даже подростки, победить невозможно.
… На следующей неделе, я оканчиваю курсы младших военных специалистов, и получу назначение в подразделение действующей армии, тогда напишу подробнее и сообщу новый номер полевой почты.
Не плачь, родная! Я тебя очень-очень люблю! - Твоя дочь Валя. ( Август 1942 года)"
Валентина свернула письмо в треугольник и написала адрес: "Кировская область, Черновский район, с Краево, Краевой Варваре Савватеевне" и вновь углубилась в чтение стихов любимого поэта Александра Блока, сборник которого возила с собой повсюду:
Скрипка стонет под горой
В сонном парке вечер длинный,
Вечер длинный – Лик Невинный,
Образ девушки со мной..
Читая уже давно заученные стихи, Валентина унеслась в мир блоковских грез, чарующих душу мгновений, откуда ее вывела команда дневальной: "Отбой!"
Уже лежа на жесткой солдатской кровати, она по памяти дочитала стихотворение:
Скрипки стон неутомимый
Напевает мне: "Живи"…
Образ девушки любимой –
Повесть ласковой любви.
" Повесть ласковой любви", - повторила про себя еще раз Валентина и подумала: " Про кого-то уже написаны повести, сложены поэмы, а повесть ее жизни еще не написана, да и будет ли когда написана. Кто она есть? Простая крестьянская девчонка из-под Кирова, волею случая после семилетки попавшая в город Иваново, где стала перед войной работать телефонисткой на заводе. Вся ее короткая биография уложится на полстранички тетрадного листа".
Сон не приходил. На Валентину снова нахлынули воспоминания. Вот он – 1941-й год, кажущийся теперь таким далеким. С началом войны семьи ее новых городских знакомых кого-то да проводили на фронт: отца, сына, брата. Мать писала, что и их деревня обезлюдела. Ей – Вале – не давала покоя мысль, что жить, как прежде, сейчас нельзя. Не может она оставаться равнодушной ко всему, что произошло и когда каждый день радио сообщает одну весть печальнее другой. Без долгих раздумий она решила: "Пойду воевать, Мое место на фронте". Но в военкомате, куда она обращалась, получала отказ за отказом. Но неожиданно подвернулся удобный случай. Весной сорок второго года ЦК комсомола объявил призыв девушек в армию. Отбор шел строгий – не обуза, подмога нужна была фронту.
Она с подругами-добровольцами уже знала правду о войне, но, как и они, верила в святую ложь, что "смелого пуля боится, храброго штык не берет".
После краткосрочных курсов радиооператоров при местном военкомате ее направили в Подмосковье, в училище связи, при котором готовили младших командиров-связистов. Четыре месяца учебы остались позади, и со дня на день ей предстоит отбыть к месту постоянной службы. "Куда забросит ее судьба?" – с этим вопросом, оставшимся без ответа, она и провалилась в глубокий сон.
2. На пути к победе
А забросила судьба Валентину Краеву радиооператором в центральный радиоузел разведывательного управ
