Петр ШИТИК
Армейский повар
Походная кухня повара Ивана Федоровича Немкова всегда была в идеальной чистоте, а пищу, он готовил вкусной. Но искусство армейского повара заключалось не только в приготовлении щей и каши. Умел он выбрать и тщательно замаскировать место для своей кухни, бесшумно подъехать к передовой и накормить солдат.
Однажды Немков под покровом темноты подъехал поближе к переднему краю. На горизонте виднелось большое село. Выбрав погуще кустарник, повар стал ждать, когда подойдут наши. Вдруг до его слуха донеслась немецкая речь. Немков понял: рядом фашисты. Глубоко вобрав в легкие воздух, он громко скомандовал:
-Хенде хох!
От неожиданности немцы растерялись, бросили оружие, и все трое сдались в плен.
На груди Ивана Федоровича засияла первая награда – медаль "За отвагу".
7 октября 1943 года немцы неожиданно появились в селе, где в одном из домов готовил пищу Немков. Повар принял бой. Гранатами он уничтожил пять захватчиков, которые пытались его окружить. Выскочили еще три немецких молодчика с пулеметом в руках и крикнули:
-Рус, сдавайся!
Немков длинной очередью из автомата скосил их. Патроны были на исходе. А в конце улицы он увидел еще десятка два фашистов. Что делать? Немков по-пластунски подобрался к убитым им немцам и взял ручной пулемет с полным диском патронов. Через несколько минут он начал поливать врагов их же оружием. Подоспевшие гвардейцы помогли очистить село от неприятеля. За этот подвиг Немкову присвоено звание Героя Советского Союза.
Со своей походной кухней Немков дошел до Берлина. Не поверил своим глазам, когда увидел возле станции метро трупы детей, стариков, женщин. Оказывается, Гитлер приказал затопить тоннели метро, где берлинцы спасались от бомб и снарядов. Что и говорить, одно слово – Гитлер.
Иван ЕФРЕМОВ
На острие прорыва
Некогда в достопамятные времена старинное сибирское село Колеул держалось в основном на семейных династиях Кузнецовых, Торгунаковых, да Баженовых. Славные мастера крестьянского дела выходили отсюда. Первым делом, разумеется, было хлебопашество, но были и непревзойденные плотники, столяры и печники. До всего доходили своим умом.
К представителю одной из таких династий – Никите Дмитриевичу Баженову – я и заспешил.
-Идите, идите, не прогадаете, - напутствовали знающие его односельчане. – Человек он всеми уважаемый, общительный и откровенный. От него многое можно узнать в назидание молодым.
Никита Дмитриевич со своей спутницей жизни – женой только что отобедали. Они как-то по-стариковски засуетились, радушно пригласили меня к столу, и трудно было их убедить, что я сыт по горло от подобного гостеприимства в других домах.
-О пережитом, значит, послушать желаете? Годы-то уж велики, многое поистерлось в памяти. Но многое не забывается и вряд ли забудется до конца жизни.
Никита Дмитриевич повел разговор как-то непринужденно, и оттого стало рядом с ним по-домашнему уютно.
-Война – это страшное явление для любого человека, если он только человек. И не приведи бог разгореться ей еще когда-нибудь на нашей земле. Мне в боевых действиях довелось принимать участие относительно короткий срок. Но сполна познал, почем сотни гребешков, даже сейчас оторопь берет.
И как бы в подтверждение своих слов, Никита Дмитриевич выложил передо мной стопку благодарственных грамот и наградных удостоверений. Беру наугад один из документов и невольно сдерживаю дыхание: за операцию под городом Яссы Никита Дмитриевич Баженов награжден орденом Славы 3-й степени. А далее – орден Отечественной войны, медали "За освобождение Варшавы", "За взятие Берлина"…
Однако дослушаем до конца бесхитростную, опаленную пороховой гарью исповедь бывшего солдата-фронтовика.
… Никите Баженову, простому деревенскому парню, стукнуло двадцать один год, когда его призвали на действительную воинскую службу. Грамотный по тому времени новобранец, имевший за плечами семь классов, был направлен в школу младших командиров. А уже в артиллерийском дивизионе шлифовал он полученные знания по части вычислений и глазомера.
Уже подходил к концу срок службы, как грянула война. "Ну, все. Доведется ли теперь увидеть родной дом, милые сердцу места", - подумалось солдатам, наладившим, было, в дорогу чемоданы. Потянулись напряженные тягучие будни. Там, где-то на Западе, каждодневно бушевало пламя, рушились города и села, шли кровопролитные сражения, а артиллерийское соединение, в коем находился сержант Баженов, не двигалось с места своей дислокации. Ведь по соседству нависла хитрая и коварная Квантунская армия, и не исключено было ее вторжение через восточные рубежи. И только в январе 1944 года Никита Баженов, в числе других своих сослуживцев, помчался на передовую линию огня, проходившую уже по территории Украины и Белоруссии.
Под Коломной на станции Морозовской формировалась 22-я артиллерийская дивизия, которая передавалась в резерв Главного командования. С ней-то и распорядилась судьба досчитывать фронтовые версты до победного конца и сержанту Баженову. А они еще были, ой-ой, как велики!
Я снова ворошу стопку благодарственных писем. 18 февраля 1944 года - ликвидация Корсунь – шевченковского котла; 23 августа 1944 года – Ясско–Кишиневская операция; 16 января 1945 года – овладение западным берегом Вислы; 14 февраля – взятие города Шнайдемюль; 23 апреля – овладение городом Франкфурт. И, наконец…
"Сержанту Баженову Никите Дмитриевичу.
Приказом Верховного Главнокомандующего маршала Советского Союза товарища Сталина от 2 мая 1945 года № 359 за отличные боевые действия при овладении городом Берлин всему составу вашего соединения, в том числе и Вам, принимавшему участие в боях, объявляется благодарность".
Таков он резерв. Дивизия на месте не стояла. Она находилась в постоянном движении в самых горячих точках, на самом острие прорыва.
- До рейхстага немного не дошли, - вспоминает Никита Дмитриевич. – Вынуждены были прекратить арт-огонь, видя в бинокль с наблюдательного пункта, как пролет за пролетом там уже штурмуют наши пехотинцы.
И вот стихли последние залпы. Настал, наконец, и тот день, когда опаленному войной сержанту Баженову вручается еще один документ. Этот очередная благодарность за совершенное и напутствие в мирную жизнь.
Оправдал наказ любимых командиров бывший солдат. На родной колеульской земле оставил заметный памятный след Н.Д. Баженов, возглавляя долгие годы бригаду строителей. А я благодарен судьбе, что позволила мне запечатлеть для потомков хоть частичку его боевой биографии.
Николай ТЕРЕНТЬЕВ
Судьба человека - это сам человек
Глядя на этого кряжистого, не по возрасту подтянутого мужчину, я даже с великой натяжкой не дал бы ему его 86 лет. Как-то один мудрец изрек: "Жизнь, как пьеса в театре: важно не то, сколько она длится, а насколько хорошо сыграна". И будь тот мудрец ныне жив, то исходя из своего афоризма, пожалуй, отметил бы, что свою жизнь-пьесу Павел Ильич Карпузович сыграл на "бис".
В нем, как и в душах его сверстников, хранится почти вся история государства Российского периода ХХ века. Родился Павел Ильич в селе Вторая Николаевка в большой крестьянской семье, которая роскошью избалована не была. Как и все крестьянские дети, он рано познал тяжелый труд землепашца. Когда в 1926 году в селе образовалась коммуна с пролетарским названием "Равенство", семья Карпузович одной из первых вступила в нее. Уже в те годы Павел уверенно шел за плугом, умело скирдовал зароды, брался за любую крестьянскую работу. О таких часто говорят: "Он и жнец, он и швец и на дуде игрец".
И не было в деревне лучшего заводилы нежели Пашка Карпузович. Активистом он числился и в сельской комсомольской ячейке.
-Трудные, но счастливые были эти годы, проведенные в коммуне, - вспоминает ветеран. – Жили одной семьей. От работы не отлынивали, да и за большим коммунарским столом весело и активно "работали" ложками, а вечерами, забыв дневную усталость, пели и плясали. Почти до зари не стихала за околицей гармонь.
Как-то Павлу и нескольким другим комсомольским активистам вручили направления на работу, далекую от крестьянства, - на железнодорожный транспорт. После краткосрочных курсов новоиспеченного железнодорожника назначили вначале стрелочником, затем старшим стрелочником. Отсюда, с железнодорожного транспорта, ушел Павел Ильич служить в Красную Армию. Летом 1939 года батальон, в котором проходил службу красноармеец Карпузович, был спешно переброшен в район реки Халхин-Гол, где шли бои между японскими интервентами и союзническими войсками МНР и СССР. Особенно крупные бои развернулись в августе между 6-й японской армией и советской 1-й армейской группировкой под командованием комкора Г.К.Жукова. Довелось понюхать пороха нашему земляку и во время советско-финской войны.
После демобилизации Павла Ильича Карпузовича избрали председателем Сусловского сельпо. Но недолго он наслаждался мирной жизнью. Грянула новая, еще более жесткая война. И вот теплушка воинского эшелона уже везет солдата Карпузович к передовой. Их стрелковая дивизия, сформированная из сибиряков в городе Юрге, выгрузившись из эшелона, прямо с марша 15 июля 1941 года приняла свой первый бой под стенами Смоленска. Воевать сибирякам пришлось с вооруженным до зубов противником, имея против него лишь одну винтовку на двоих.
-Держались мы до последнего, да и приказа отступать не было. Вот и попали в окружение. Выходили с боями. От бывшей дивизии не осталось и половины бойцов, - вспоминает старый солдат.
За три года боев Павел Ильич был несколько раз ранен. Последнее, тяжелое ранение надолго приковало бойца к госпитальной койке, а через полгода его комиссовали. Как не просился солдат на передовую, врачи были категоричны – к воинской службе не пригоден.
-Как мало промежутка между временем, когда человек слишком молод и когда он уже слишком стар, - задумчиво признается мой собеседник витая, вероятно, в памяти своей юности и встают перед его мысленным взором образы друзей-комсомольцев 30-х годов, однополчан… - Вглядываясь в прошлое, говорю себе: " Жизнь моя прожита не зря". И пусть это прозвучит высокопарно, но скажу словами американского драматурга и прозаика Теннесси Уильямса: "Жизнь, мне кажется, - это процесс самосожжения, а время – это тот огонь, который нас сжигает. Но человеческий дух огню поддается плохо…"
Юрий КУДРЯШОВ
Солдатская слава
Боевые награды на груди фронтовика Семена Фадеевича Никитенко многое могут поведать о боевом пути их хозяина: Могилев, Курская дуга, Днепр, Варшава, Одер – да разве все перечислить пройденное им за время войны. Часто всплывает в памяти солдата та страшная война. Сколько друзей и однополчан оставил он на ее полях. Да и сам, весь израненный, долгих еще восемь месяцев скитался по госпиталям после праздничного салюта 9 мая 1945 года…
Закончил страду тракторист Семен Никитенко и в июле 1941 года ушел на фронт защищать страну от ненавистного врага. Дома осталась молодая жена Софья, родители, младшие братья.
Новосибирск стал местом подготовки будущих фронтовых разведчиков. До войны Семен Фадеевич прошел срочную службу в Хабаровске, что помогло ему совершенствовать военное ремесло. Подготовил взвод разведчиков, с которыми вместе впоследствии был отправлен на передовую. Здесь же, в Новосибирске, получил и весточку из дома о рождении первенца-сына.
В начале 1942 года сержант Никитенко, в составе тогда еще Центрального фронта, оказался на передовой. Служил он в 55-м полку 40-й отдельной противотанковой бригады, с которой дошел до Одера.
Немногословен фронтовой разведчик, больше рассказывает о боевых друзьях, вспоминая страшную бойню, унесшую миллионы жизней. Из многочисленных боевых наград Семена Фадеевича особенно выделяются два ордена Славы 2-й и 3-й степеней. И многое видится за этими боевыми орденами солдатской славы, ведь разведка всегда на переднем крае. И можно только догадываться о том, что пришлось увидеть и пережить солдату в том месиве войны.
Фронтовые дороги вели сержанта Никитенко ближе к Берлину. Орденами Красной Звезды, Отечественной войны 2й степени отмечены подвиги разведчика на Курской дуге, на Днепровском плацдарме в районе города Рогачева… Не забыть ему и Могилевское шоссе, где "дали прикурить" фашистам при их отступлении из Могилева.
На одной из переправ под Черниговом, случилось встретиться с братом – Степаном. Стали служить в одной батарее почти до окончания войны. Степан командовал огневым взводом, а Семен – взводом артиллерийской разведки.
Не изгладится из памяти Семена Фадеевича и бой за Одер 22 февраля 1945 года. Фашисты яростно сопротивлялись. 17 атак отбили наши бойцы, удерживая плацдарм. 76-мм орудия обрушивали на врага от 16 до 25 снарядов в минуту. День смешался с ночью, время как бы остановилось. Фашистский танк выстрелил в орудие батареи, у которого находился Никитенко. Взрыв его снаряда взломал землю. Все померкло…
Семен Фадеевич пришел в себя только в госпитале. Двенадцать ран получил солдат, лишился глаза. Весть о Победе он встретил в одном из госпиталей в городе Сызрани. Долгие месяцы длилось выздоровление разведчика, и только 21 октября 1945 года вернулся солдат в родное село.
Николай ТЕРЕНТЬЕВ
Назначение человека – делать добро
"Жизнь дается на короткий срок, и она сама по себе – великое счастье", - считает старожил нашего города Александр Галактионович Романенко. 3 октября 1999 года Александр Галактионович отметил свой 80-летний юбилей. И с высоты прожитых лет, оглядываясь в прошлое, перебирая в памяти все совершенное им в жизни, он в полной мере может сказать себе: "Жизнь прожита не зря".
Родившись в сельской глубинке, Александр рано начал работать. Некоторое время добывал для страны золотишко на Ивановском руднике в Тисульском районе, два года трудился на железной дороге, вначале проводником паровозов (была и такая должность), затем помощником дежурного по станции, а в феврале 1940 года его призвали в ряды Красной Армии.
Война авиатехника Александра Романенко застала в Орловской области. В Орше наш земляк пережил первую бомбежку. От налета вражеской авиации полк краснозвездных "Ишачков" /И-16/ остался практически безлошадным. Ярость клокотала в сердцах молодых летчиков и техников. Они рвались в бой.
Переформированный полк, в котором служил Романенко, был непосредственно подчинен штабу главного командования, и его, как правило, бросали на прорыв в самые ожесточенные сражения. Полк сражался под Курском, Керчью, Сталинградом…
-Порой, - вспоминает ветеран, - наши летчики делали по 10-12 боевых вылетов в день, самолеты садились только на дозаправку и мелкий ремонт. Но зачастую приходилось буквально "штопать" фюзеляжи и плоскости самолетов от многочисленных пулевых и осколочных пробоин, удивляясь при этом, как вообще летчик смог дотянуть машину до аэродрома.
На следующий год после победы солдат вернулся на родину и вновь пошел работать на "железку", пройдя многочисленные ступеньки должностной лесенки: весовщик-приемщик, сцепщик, составитель поездов, дежурный по парку, дежурный по станции
Мариинск. В последней должности он трудился 18 лет, вплоть до выхода на заслуженный отдых.
Время не повернуть вспять, к тому же оно измеряется не по длине, а по глубине. Неизмерима глубина жизни А.Г.Романенко. Вся его жизнь – энергичная работа, не бремя, а крылья творчества и радость от успешно завершенных дел.
Крылатое выражение Владимира Ивановича Даля: "Назначение человека именно то, чтоб делать добро", как нельзя, кстати, подходит к Александру Галактионовичу Романенко.
Иван ЕФРЕМОВ
На семи ветрах
Жизнь складывалась неровно, а значит, и нелегко. Хоть и слыл Гаврила Петрович Давыдов в Тюменево и даже за его пределами как мастеровой мужик, и любое дело – столярное или плотницкое – не отбивалось у него от рук, но прибытку в доме не наблюдалось. В семье-то девять человек. Такую ораву прокормить трудов стоило, да еще и одежку-обувку какую ни есть справить требовалось.
Потому-то никого и не удивило в деревне, что средний сын Давыдовых – Тихон, когда ему едва минуло восемь лет, пошел батрачить по найму к сельским богатеям. Прошли еще долгие годы, пока очистительная волна революционных преобразований докатилась до сибирского захолустья. В Тюменеве, как и повсеместно окрест, организовалась коммуна, затем и колхоз. Конечно же, Тихон Давыдов видел свое место там, в объединенной крестьянской артели. К тому времени жизнь обкатала его, он успел пройти действительную службу в рядах Красной Армии. Отца уже не было в живых, братья, сестры обзавелись семьями, а он все оставался бобылем. Но не могло же так длиться без конца. Жизнь в колхозе год от года расцветала, да и личное счастье Тихону Давыдову все-таки улыбнулось. Но только начали они с Пелагеей Марковной на ноги становиться, как полыхнула война.
Вряд ли надо говорить теперь, что легких фронтовых дорог у солдата не бывает. Сформированные глубоко в тылу полки и дивизии сибиряков направлялись в сорок первом на оборону столицы нашей родины – Москвы. В составе одного из подразделений в самое пекло боев попал и пулеметчик Тихон Давыдов. Немало врагов нашло себе успокоение на полях Подмосковья. Выстоял здесь, выполнил до конца свою миссию защитника родной земли воин-сибиряк. Однако понимал солдат, умом и сердцем постигал, что это лишь начало великой победы. Еще жарко, довольно туго приходилось советским войскам у стен Сталинграда. Туда и торопился с однополчанами Тихон Давыдов. Трудно перечесть, сколько схваток с врагом, жестоких и беспощадных, выдержал он, сколько раз ходил в лобовую атаку, отстаивая каждый метр политой кровью земли, сколько раз глядел смерти в глаза. Напоминанием всех дней и ночей той грандиозной битвы осталась самая дорогая медаль "За оборону Сталинграда". А потом был еще и 2-й Украинский фронт. Новые бои и сражения. Тяжелое ранение в ногу, контузия и еще ранение в голову и шею. И оказался солдат на госпитальной койке.
Почти год колдовали над ним врачи и медсестры, но нога все же отказывалась повиноваться. На долечивание отправили Тихона Давыдова в Мариинск, в тыловой эвакогоспиталь. И то ли целительный воздух отчего края, то ли близость семьи, а возможно все вместе взятое, позволили ему подняться с постели. Но поначалу костыль, а впоследствии трость стали его спутниками при передвижении.
Встал вопрос о трудоустройстве, о семейном материальном благополучии. Что там таить, не многие руководители отваживались тогда предложить инвалиду ту или иную работу. Кто-то посочувствует в душе, а кто-то, случалось, и холодно отвернется, но мир не без добрых людей. На железной дороге нашлось дело для Тихона Гавриловича Давыдова сначала на угольном складе, потом в частях военизированной охраны. Здесь в должности помощника начальника караула и прослужил бывалый воин долгие-долгие годы – до выхода на пенсию.
Николай ТЕРЕНТЬЕВ
Эти годы позабыть нельзя
Все дальше уходят от нас грозные годы Великой Отечественной войны, когда в ожесточенных битвах с фашизмом советский народ, его армия отстояли нашу Родину. В годы войны не было ни одного дня, который можно бы было вычеркнуть из народной памяти. Каждый день войны был подвигом миллионов.
Мариинец Василий Иванович Соболев родом со Ставропольщины. Был он шестым ребенком в крестьянской семье. Как и все мальчишки тех лет, мечтал о подвигах, любимым героем считал своего тезку Чапаева. Семья Соболевых была не из богатых, и Василию пришлось рано начать трудовую жизнь. Вначале работал подпаском, затем колхозным пастухом. Его счастливая юность окончилась с первыми словами правительственного сообщения о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз.
Буквально через несколько дней село провожало на фронт первоочередников. В их число попал и Василий. Сейчас, перебирая пожелтевшие любительские фотоснимки военной поры, он как бы вновь встречается со своими однополчанами, в памяти вновь проплывают фронтовые эпизоды. Вспомнилось старому солдату, как их, не обстрелянных юнцов, везли в теплушках к линии фронта. Не доезжая до передовой, эшелон разбомбили немецкие стервятники. Безоружные молодые солдаты, увидев прорвавшиеся неприятельские танки и цепи автоматчиков в серых мундирах, поспешили укрыться в ближайших зарослях камыша и подлеске.
-Лежим мы вдвоем с земляком в камышах, - вспоминает Василий Иванович, - вдруг слышим шелест растений и над нами вырисовывается дородный немец с закатанными до локтей рукавами и наперевес с автоматом. "Ну, - думаю, - отвоевался ты, Вася". До сих пор не пойму: почему он нас не уничтожил или не взял в плен? Поглядел он на нас – испуганных "желторотиков", сказал что-то на своем языке, развернулся и ушел. Лежим мы, ни живы, ни мертвы. А к утру немцев на этом участке потеснили, и давай нас, оставшихся в живых, собирать.
Вскоре, окончив в Новочеркасске краткосрочные курсы младших командиров, молодой сержант Василий Соболев принял под командование отделение автоматчиков. Где только не довелось воевать Василию Ивановичу. Особо тяжелые бои их гвардейская Глуховская дивизия вела на Курской дуге. До западных рубежей Советского Союза гнал врага гвардеец Соболев, прошагал пол-Европы, а весть о Победе встретил в Праге.
Но на этом война для Соболева не закончилась. Их часть спешно перебросили на борьбу с "лесными братьями" Степана Бандеры. Будучи в Ивано-Франковске, познакомился бравый солдат с нашей землячкой, носившей исконно русское имя Василиса. Девушка работала в то время в госпитале. Осенью 1948 года, после его демобилизации, сыграли скромную свадьбу и приехали молодожены в Сибирь – не родину Василисы.
Долгие годы трудился Василий Иванович помощником, затем составителем поездов на станции Мариинск. Смотрю я на этого русского человека с добрым, открытым лицом и с трудом верю, что он когда-то своими ласковыми, чуткими руками умело держал автомат, бросал под танки тяжелые связки гранат, что эти добрые глаза не раз смотрели в лицо смерти.
Ю. ДУРНЕВ
Навечно в строю
Рано, очень рано Сережа Пальчиков породнился с землей. Отец умер молодым. В семье осталось пятеро детей. Жили тяжело, бедно. Как белка в колесе, крутилась мать Мария Васильевна, а проку было мало. Да и велик ли доход в единоличном хозяйстве, что с него возьмешь? Бывало, забежит соседка, поглядит на осунувшееся лицо матери, повздыхает, а потом запричитает над ней, сгорбившейся у корыта:
- Васильевна, будет надрываться-то. Смотри, Сережка, какой вымахал, давно ему в поле пора.
- Дарья, непутевое говоришь. Малец он.
Но Сережа и сам понимал, как тяжело матери. Был ему десятый годок, когда пошел за плугом. А потом все самому приходилось делать: и косить, и сеять, и боронить, и снопы вязать.
Когда в Белогородке организовался колхоз, Пальчиковы духом воспрянули. Всей семьей записались. Сергей, Иван, Андрюха, Агаша, Аня - все были работниками первостатейными, крестьянской закваски. А вот после армии Сергей вроде бы как на перепутье. Так получается. Не успел снять гимнастерку да со своей невестой Дуняшкой обговорить свадебные дела, а в дом уже пожаловали из Мариинска военком с командиром части.
- Нам, товарищ Пальчиков, младшие командиры нужны, - сказал высокий военный человек с четырьмя "шпалами" на петлицах, - приглашаем вас для продолжения службы.
А комиссар добавил:
- Военкомат рекомендует вас как опытного сержанта.
И председатель тут как тут. Трактор сулит. Заждались, мол, Сергей Прокофьевич.
… Дом Пальчиковых заполнялся веселым гомоном. Мужики степенно расхаживались у большой стенки и негромко беседовали о колхозных делах, об охоте и рыбалке. Молодежь шумливо помогала накрывать на стол. Разогретый комнатный воздух пронзили запахи: соленого, жареного, стряпанного. К Сергею подбежал младший брат Андрей, дернул за рукав белой рубашки и горячо зашептал на ухо:
-Сергей, неужели при всех целоваться будешь? – и, не дождавшись, когда старший брат даст оплеуху, выскочил за дверь.
А окна уже залепила соседская детвора. Их носы, прижатые к стеклам, то краснели, то бледнели сплющенными пятачками.
По кругу пошли приземистые стопки с горькой настойкой и горластые белогородские девчата, словно наперегонки выводили припевку:
Ну, какая там любовь;
Ты - домой, и я домой,
А по- нашему любовь:
Ты – домой и я – с тобой.
Через стол, напротив невесты, загремел баритон, нажимая на "о":
Ох, девки! – Што?
А меня-то, пошто?
Третий год уже не женят,
Берегут на што?..
Когда застонала трехрядка, на середину комнаты вышли молодые. Дуняша, подбоченясь, лебедем проплывала по кругу. А за нею Сергей в высоких хромочах, с достоинством, не по-ухарски, отбивал коленце за коленцем. Старики прищурясь, говорили:
- Быть Сережке начальником, стать-то командирская…
…В полку НКВД Пальчикову дали отделение. Вскоре они с Дусей переехали в Мариинск, поселились в небольшой комнате. Зажили в добре и согласии. В 1935 году появилась на свет шустрая Валька, вслед за ней степенная Томка. Радовалась Евдокия Филипповна, что счастье весенним хороводом входит в их дом. О такой жизни и мечталось: любимый муж, здоровые дети, забот много, но они в радость, а не в тягость. Вот только Сережа редко дома бывал, но ведь у него служба.
А служба у сержанта Пальчикова была напряженной, ответственной и подчас опасной. С прибытием новобранцев Сергей проводил в день по шесть часов занятий. Изучал с молодежью основы стрелкового дела, материальную часть винтовки и пулемета, строевую подготовку, текущую политику. А вечером приходилось заступать в караул. Однажды его вызвал начальник штаба и показал фотографию женщины:
-Вы, конечно, знали эту одинокую колхозницу. Вчера к ней попросились переночевать трое мужчин. Они убили гостеприимную хозяйку, скрылись, прихватив кое-что из имущества. Собака след не взяла. Вам следует переодеться и выйти на станцию.
Ранним утром Пальчиков отправился в путь. Он внимательно присматривался к встречным, у некоторых проверял документы. Все это были жители окрестных деревень. Одни только что сошли с поезда, другие спешили на работу. Из разговоров с людьми Пальчиков узнал, что трое незнакомцев, не доходя до станции, свернули в сторону и направились вдоль железнодорожного полотна. "Видно, побоялись здесь садиться в поезд, и пошли на соседний полустанок, - рассуждал Сергей. – Полустанок глухой, безлюдный, там можно спокойно отсидеться до прихода очередного поезда".
Раздумывая над создавшимся положением, он подошел к станции. Отсиживаться здесь не было смысла. Как же сообщить сведения начальнику поисковой группы? Он где-то в тайге, связаться с ним невозможно. Значит, остается одно, преследовать на свой страх и риск троих бандитов.
Пальчиков быстро зашагал по шпалам. Впереди пыхтел парами паровоз. Машинист согласился довезти его до разъезда. В пути Сергей и паровозники приглядывались к кустам, осматривали каждую лощинку, но ничего подозрительного не обнаружили.
Вот и разъезд. Маленькая железнодорожная будка да два домика в стороне.
-Что ж, товарищи, - крикнул он, - если уж помогать, то до конца. Я проверю вон те домики, а вы в случае чего на помощь.
Осмотр первого строения ничего не дал. "Наверно, и здесь пусто, - подумал Пальчиков, заглядывая в щель второго домика, но сразу же отпрянул в сторону. Там сидели на полу трое и тихо разговаривали. Рядом стояла начатая бутылка водки.
Сергей обернулся к паровозу и дал знак железнодорожникам. Затем, быстро открыв дверь, скомандовал:
- Встать! Выходи!
Бандиты вскочили. В их глазах на секунду плеснулся испуг, но тут же они пришли в себя.
За кого нас принимаешь, служивый? – спросил долговязый, протягивая руки к брошенной в угол куртке. – Грибники мы.
Стоять смирно, руки по швам! – твердо сказал Пальчиков и направил на долговязого ствол револьвера….
… Беда нагрянула неожиданно. Летом 1941 года началась война. С каждым днем все тревожнее становились сводки Информбюро. Сергей стал добиваться отправки на фронт. Двадцать второго февраля 1942 года провожала Евдокия на станцию мужа. Всей семьей шли они за телегой по свежему скрипучему снегу, и Сергей наказывал жене:
- Смотри, Дуся, в случае чего. Пусть дочки при тебе... Ну, чего ты раскуксилась, не горюй. Нету у фашиста для меня пули.
Первое письмо получила Евдокия Филипповна из Бердска. Сержант Пальчиков писал: "Поставили меня командиром отделения. Дело для меня хорошо знакомое. Днем и ночью усиленно готовим красноармейцев, чтоб наверняка бить фашистскую вражину. Командование настойчиво предлагает мне и Рыбникову идти в офицерскую школу. Рыбников согласие дал, а я отказался. Требую, чтобы направили на передовую. Нечего зря время проводить в тылу, лучше дать пользу родине на переднем крае, а то один будет тут сидеть да другой, а война продолжается, немец наглеет с каждым днем…"
Потом письма приходили из-под Ленинграда, бодрые, радостные. И радоваться было чему. Советские войска яростно разносили пресловутый "северный вал", который фашисты совершенствовали 900 дней и ночей.
1428 артиллерийский полк, в котором Пальчиков был командиром орудия, на подступах к Ропше действовал в составе подвижной танковой группы. Гитлеровцы бешено огрызались, поставив свою артиллерию на прямую наводку. В районе разъезда Иваново подвижная группа попала под плотный огонь противника. Вот как об этом бое вспоминает бывший командир 1428 артполка Герой Советского Союза полковник в отставке Владимир Александрович Борисенко:
"Наши подразделения остановились. Как действовать дальше? Медлить нельзя. Посоветовавшись с полковником Оскотским, я приказал командиру дивизиона майору Дикову выдвинуть орудия на огневые позиции впереди наших танков и уничтожить наиболее опасные цели. Как только наши батареи открыли огонь, фашисты обрушили на них шквал снарядов. Орудийный расчет сержанта Сергея Пальчикова вступил в поединок с батареей 150-миллимитровых орудий противника.
-Не дрейфь, ребята! – крикнул Пальчиков. – Дадим фрицам прикурить.
И дали! Первым же выстрелом вражеское орудие было выведено из строя.
-Одному капут! – радостно проговорил наводчик. - Его голос потонул в громе разорвавшегося снаряда.
Это второе орудие противника засекло пушку Пальчикова.
Над головами бойцов завизжали осколки. Один из них, угодив в дерево, срезал его, как былинку. Комья мерзлой земли градом посыпались на нашу огневую позицию. Но ни один из артиллеристов даже не пригнул головы. Видали и не такое! Резкий звук очередного выстрела – и второе орудие врага замолчало. Успех окрылил воинов.
- Другому капут! – словно докладывая, крикнул наводчик.
Третьего выстрела нашей пушки не последовало. Фашистам удалось накрыть расчет Пальчикова. В живых остался один сержант. Он подскочил к пушке, быстро осмотрел прицел, поворотные механизмы. Все в порядке. Орудие цело, можно стрелять.
Пальчиков не думал о том, что он один должен работать за подносчика, заряжающего, наводчика – за весь орудийный расчет. Он знал, что надо стрелять, что пока цела пушка и около нее есть хоть один человек, они должны бить по врагу.
Сергей бережно взял из неподвижных рук поникшего у лафета заряжающего снаряд и, привычно послав его в казенную часть, припал к прицелу. Вот оно, вражеское орудие. Медленно поворачивается его ствол в сторону пушки Пальчикова. Сейчас все решают сек
